Иван

            Зиму 1938-1939 г я проводил опять на лесозаготовках. Лесозаготовки это трудное было дело. Там трудно было выполнить план, отсюда и питались плохо, но пережили. Когда настала весна, начальство выбрало из всей массы нас 15 человек и послало вниз по реке Кожва, строить запонь. Запонь для заготовленного леса. Его пускали мулём по реке.

Мы прибыли на перевалочную базу и начали готовить запонь. Меня это устраивало тем, что здесь давали килограмм хлеба. Работа считалась срочной, нужной, поэтому выбрали наиболее способных и я был в их числе. На базе этой уже была группа ЗЭКов, в том числе Иван. Коренастый молодой парень, на вид очень здоровый. О нем говорили, что он сидит за мокрое дело, рецидивист.  Сам же он эту версию тоже поддерживал. Как было на самом деле я не знаю, но ему было выгодно, чтобы о нем шла слава как о мокрушнике. Это ему придавало вес. Среди людей наших много было таких, которые подлизывались. Спрашивается, зачем, к чему? Но вот так:

- Ваня! Иди без очереди, ты у нас один –

Мы масса, пришли с работы уставшие, причем возрастом гораздо старше его. Стоим в очередь у котла, чтобы получить похлебку, а Ваня идет:

- Иди Ванюша, иди, получай. –

И Ваня шел смело. Повар, и тот, ему наливал такую порцию, какую не давал никому. Он себя чувствовал королем там.

            Было это время, когда нашу статью не отпускали, тех у кого кончился срок. Время безнадежное такое было.  Сидишь, не знаешь, сколько сидеть будешь? Уголовники пользовались тем, что в какой-то командировке один начальник сказал, что:

- Вы понимаете? Вы преступление совершили, но вы же не политические, вы не против государства. Так на вас опора у нас. А эти контрреволюционеры, которые против Советской власти. –

Уголовникам это и надо было. Все блатные места, то есть легкие работы это им полагалось. Этот Ваня, вообще-то, не работал на тяжелых работах. Где-то как курьер, куда-то сходить по заданию начальства. Ел он хорошо, часто напивался пьяным. Когда напивался, охрана сажала его в карцер. Он оттуда кричал, командовал, бузил. Потом отсыпался, и опять:

- Ванюша, иди без очереди –

Я ненавидел людей, которые так перед ним лебезили, но лично мои дороги с ним не скрещивались. Я на него не обращал внимания, он на меня.

            Работал я по заготовке материала для запани. Мы пилили бревна, тесали их. Я всегда большое значение придавал инструменту. Если физической силы не хватало, то выручал острый инструмент. У меня был легонький топорик. Я его так наточил, что он был как бритва. Так как тесать бревна легче таким топориком, чем большим топором, то у меня работа шла хорошо, я план выполнял. Так мы жили уже больше месяца на этой площадке, готовя запань.

            Однажды, когда мы группой 50 человек, стояли, тесали бревна, это было на берегу над рекой, я должен был отлучиться. Я поставил топорик у бревна и спустился вниз. Прошло недолгое время, я вернулся, смотрю, топорика нет.

- Где топорик? – спрашиваю соседа, что рядом работал. Он молчит.

- Где топорик? Ты же рядом был – Он молчит.

- Ты, что, оглох, что ли? Я спрашиваю: Где мой топорик? – Он тихонечко, не поворачивая головы, говорит

- Иван взял –

А Иван в это время имел задание. На этой площадке были коровы. Шесть голов. Они дохли с голоду. Чтобы они все не подохли, потому, что их нечем было кормить, начальство получило разрешение забить их и мясо переправить. А кому же поручить такое дело? Основная масса людей на площадке, это все люди нашего круга, которые такими делами не занимались. А ведь Иван по мокрому делу сидит. Ему и поручили эту мокрую работу. Он выпил, как следует, и метрах в ста от нас, в лесу должен был резать коров. Тут он вспомнил, что слава идет о топорике Рыжика, легкий и острый.  Он пришел к нам и, увидев, что меня нет, а топорик стоит, он взял его и пошел к себе. Меня взбесило, что рядом со мной работавшие соседи, видели это, даже боятся сказать, что топорик взял Иван. Я подумал: «Что же это такое? Мы сидим и не знаем, когда наш срок кончится. В таком положении находимся, а он здесь не лагерь отбывает, а дом отдыха. Он ничего не боится, а мы должны его бояться?» Не знаю, долго я тут не рассуждал. Как услышал, что он забрал мой топорик, направился прямо к нему. Здесь со всех сторон шопот:

- Ты что, с ума сошел? Куда? К нему? Куда ты? Что ты? Иван там пьяный – но я не думал ни о чем. Пошел прямо туда, где он готовился бить скот. Подхожу, его нет. Лежит заколотая корова, мычит, кровь льется из раны. Рядом лежит мой топорик, не тронутый. Я его взял, повернулся и пошел к себе обратно. Иван в это время был около вагончика, что-то там делал. Я вернулся, подошел к своему бревну и стал тесать. Проходит какое-то время, вдруг слышу:

- Твою мать! Тра-та-та-та, .. –

Нагнувшись, вижу как он идет. Рукава засучены до локтей, руки в крови. Он идет, изрыгая мат и ругательства. Тут все работающие наши:

- Леонид, уходи! Вон Иван – но я не мог уйти. Сижу и наблюдаю. Он подошел с таким криком, пьяный. Не дошел до меня сорок шагов, как я поднимаюсь, перешагиваю через бревно, подхожу к нему. У меня топорик в правой руке наизготовку, и говорю ему:

- Уходи – и вдруг, чудо совершилось. Иван пьяный в дрезину стал. Ничего не соображает и не может выговорить – У, те-е. Ну ме-е. Пык, мык – Непонятное плетет. Постоял-постоял и повалился. Повалился пьяный и храпит. Всем понятно стало – артист. Испугался. Выхода нет никакого, чтобы престиж сохранить прикинулся таким пьяным. Ведь он знал, кто взял топорик, значит, не так уж пьян был. Шел именно ко мне. Всем это ясно стало. Он испугался и, может быть, по моим глазам понял, что я действовать буду. Вид у меня был такой «Что он не боится, а я должен бояться. Что у меня положение лучше, чем у него?» Когда он упал так и стал мычать, храпеть, я вернулся к своему бревну и стал продолжать работу. Мы продолжаем работу, а он мычит-мычит и, может быть, действительно, заснул в то время, потому, что деваться ему было некуда. Мы окончили работу, план я выполнил, взял топор и все пошли к себе в барак. Он остался лежать, может быть, в это время он уже, действительно, уснул там.

Когда мы пришли в свой барак, собрались люди, что тут началось:

- Ой, какой молодец! Как ты Ивана осадил! –

Другие, более умные, подходили:

- Берегись Леонид. Не простит тебе Иван такого унижения –

- Ты подумай! При всех Ивана мокрушника опустил – начали подсказывать.

Весь вечер все разговоры были только об этом случае. Новые приходят люди с работ. Им рассказывают. Разговоры идут только о геройском поступке Рыжика, и как Иван должен был выйти из положения – уснул.

Я про себя решил, что и те, что говорят «берегись» имею основания. Старался не попадаться ему на глаза. Где я мог с ним встретиться? У котла. Так вот, я высматривал его и старался не встречаться. Это мне удавалось. Общего, вообще-то, у меня с ним ничего не было. Так прошла неделя-две. Я уже стал потихоньку забывать об этом, да и он, вероятно, забывать стал.

            Однажды, мы вчетвером работали наверху. Подходит наш бригадир и говорит6

- Леонид, тебе придется идти на тот берег. Там заболел напарник плотника на строительстве домика.  Теперь надо ставить, как раз, стропила. Он один не может, придется тебе пойти туда –

Я охотно согласился. Пока я пойду, я буду отдыхать. Новая обстановка. Раз уж меня бригадир посылает, то пайка мне обеспечена будет. Я только спросил

- Инструмент надо брать с собой? –

- Нет, – говорит – там же есть у него инструмент. Просто помочь надо будет поднимать стропила –

- Хорошо –

Свой топорик я отнес туда, где всегда его хранил. Перешел речушку. На том берегу лесом хорошая дорога вела к деревне. Это было примерно километра три от этого места. Там строился домик, потому, что там баржа застряла, и её надо было охранять. Решили там построить небольшой ломик и охранять. Пошел я по этой дороге. Иду смело вперед и вдруг из-за поворота на расстоянии метров 500 из деревни показался Иван. Он часто туда ходил. У него же право было на все, тем более, что водку иногда можно было там брать. Иван показался напротив. Никого нет. Он идет оттуда, я отсюда. По правде говоря, признаюсь, если бы я был уверен, что Иван меня не заметил, я улизнул бы в лес, чтобы не встречаться. Я бы ушел. Но тут было ясно, что он меня заметил тоже и тут уже дрейфить нельзя. Я иду навстречу, не сбавляя шага, и смотрю глазами на землю, где бы сук какой-нибудь попался, камень какой-нибудь в руку взять, но, как назло, ничего подходящего нет.  Продолжаю идти ему навстречу. Он приближается ко мне. Всё ближе и ближе. Никого больше нет. Так ничего не найдя, иду вперед. Когда мы сблизились на расстояние пяти шагов друг от друга, Иван обращается ко мне:

- Ты куда идешь, работать? –

- Да –

- Работа не волк, в лес не убежит. Давай покурим немного, посидим –

Услышав такой разговор, я не мог отказаться

– Давай – Хотя я не курил – давай покурим – Я только смотрю, чтобы раньше он сел, чтобы я мог сесть хот на немного выше, чтобы в случае чего мог ответить.  Он сел, я сел. Он вынимает из кармана бумагу, насыпает махорку, а это дефицит большой. Лагерники не могли доставать махорку и не курили. Насыпает мне махорку. Я закручиваю, он закручивает, и начинаем курить.

- Работа не волк – говорит – они и так  на вас всё валят. Я же знаю, вы же тоже работаете как волы – стал сочувствовать мне. Поговорили, покурили.

- Ай, давай – говорит – еще по одной –

- Давай Иван еще по одной –

Опять насыпает, опять дымим. Опять ведем разговор. Потом он вдруг обращается ко мне:

- А ты скажи, тогда ты бы рубанул топором? –

Я говорю – Иван, рубанул бы –

- Ты что? Да нежели же за топорик? Ты понимаешь? Они думают, что Иван это зверь и все может. Мне дали ножичек, чтобы я коров колол. Я же тоже человек. Они мне, раз сижу за мокрое дело, то вот. Мне нечем было колоть, я взял топорик –

Я говорю – Иван, если бы ты подошел ко мне и попросил бы, разве я тебе не дал бы топорик? Но ты же взял его без спроса, а ты знаешь как нам политическим за то, что пропал топор. Будут считать, что готовился к побегу или теракту. С нас-то спрос другой. Да и горбушку я еще не выработал себе. Разве бы я тебе не дал? –

- Ну да! Правильно, правильно – стал сочувствовать. Тут уже и эта самокрутка кончилась.

Я говорю – Надо идти, там ждут меня –

- Ну ладно. На! – вынимает из кармана махры и сыпет.  Но у меня не было, куда эту махру взять, я же не курил. Насыпает мне в карман махорку, потом уже и бумагу.

- Раз ты махорку даешь, - говорю – так дай уже и бумагу –

- На! Иван всегда достанет, если надо. Если что надо, ты всегда к Ивану обращайся – дает мне бумагу. Поднимается

- Будь здоров! –

- Будь здоров! –

Я направляюсь туда, где я должен был помочь. Только я подхожу туда, как там работавшие:

- Леонид! Так Иван же здесь только был. Ты видел его? –

- Видел –

- Ну и что? –

- Да ничего –

- Ай, брось. Ты, наверно, улизнул в лес –

Я говорю – Может и улизнул бы, если бы знал, что он меня не заметил. Но раз он меня заметил, я пошел вперед. А доказательство? Вот – достаю махорку. Все знают, что я никогда не курил, махорку никогда не имел.

- Вот – говорю – как было дело с Иваном –

На этом и кончился инцидент. Вечером опять разговор в бараке был

- Во, как их надо учить. Видишь как? Совсем по другому заговорил. Вот так –

Все были опять за меня.