Василь

            Летом 1939 г я работал на перевалочном пункте Адьва-Вом, которая перегружала уголь, прибывающий из Воркуты на плоскодонках, на большие баржи. Лето было жаркое, комар очень кусал, прилетавший из лесу, и работа была очень тяжелая и неприятная. Поэтому, когда меня вызвали на этап, я был очень доволен, значит, что-то другое будет.   Собрали нас полсотни человек, и мы отправились вверх по Усть-Усе на командировку, где добывали известь. Прибыв на место, мы увидели высокую скалу над рекой, под ней одну палатку и одного охранника. Нас 50 человек разместили там. Это было приятно, вроде бы уже свободные, никто нами не командует. Началась работа. Сначала мы бурили скалу, потом взрывали. Глыбы известняка возили в печь, готовили дрова и обжигали известняк. Легче было, чем на командировке Адьва-Вом. Было довольно свободно на этой командировке, два охранника и один бригадир. Работая в лесу на заготовке дров, мы имели возможность собирать красную смородину. Я ее стал собирать много. Кормили нас неплохо, сытно, но нам так надоела овсянка, что уже и врот не лезла овсянка и овсянка.  Собирая смородину, я подумал, что хорошо бы прибавить сахара и сварить варенье смородиновое. Каша овсяная совсем бы по-другому шла.

В самом начале срока я обменял свою кожанку на пальто у ЗЭКа, который освобождался, и он мне дал три рубля. Трешка с тех пор лежала у меня глубоко в кармане, и я подумал, что хорошо бы купить сахара. А сахар был близок. Среди нас был один не нашей статьи, они себя называли бытовиками. Даже уголовники, воры считали, что приятней быть бытовиком. Звали его Василь. Он был спокойный, тихий парень. Он не работал на общих работах, он был экспедитором. Его задача была: утром на лодке ехать в Адва-Вом, отвезти какие-нибудь документы, наряды, там получить продукты. Он имел возможность бывать в соседней зырянской деревне. Там был ларек и Василь имел возможность купить там сахар и даже водку, что он и делал. Жил он хорошо, никого не трогал, был спокойный мужик. Тут я и подумал: «А что бы мне попросить Василя привезти мне сахар». Дело в том, что приближалась зима, и неминуемы были лесные заготовки. Там очень трудно будет, надо подкрепить себя к зиме. Я подошел к Василю и говорю ему:

- У меня к тебе просьба –

- Что? –

- Вот у меня три рубля. Можешь ты мне из деревни привезти сахар? –

- Ху! Почему нет? Конечно, могу –

Достаю деньги, подаю ему в руки и говорю:

- Очень благодарен тебе буду –

- Ну что ты? Привезу –

Отдал я деньги, а душа не спокойна, черт его знает.  Тут я заметил, что не только я, и другие подходят к нему. Или мой пример заразителен был, или они сами так решили, но стали подходить и просить купить сахар. Он у всех берет деньги, и деньги большие, чем я дал.  По пять и по шесть рублей. Тут я уже почувствовал, что дело будет плохо. Столько денег надавали Василю, что сахара не будет. Лежу на койке и думаю: «Надо же? Четыре года почти хранил эти три рубля и вот, на тебе! Уйдут «корове под хвост».

Утром встаем, и Василь встает. Берет свое снаряжение и уходит, а мы на работу. Работаю в лесу, я как раз работал по заготовке дров, все время в голове одна мысль: «Будет мне сахар или нет? Смородины, да и малина попадалась, сварить да и поесть с кашей». Целый день только об этом все мысли были.

На конец, рабочий день кончился. Возвратились в палатку. Лежу на своей койке и жду. Вот-вот должен приехать Василь. Все лежат и молчат, потому, что все почувствовали, что денежки, кажется, плакали. Как-то сразу их получилось много. Наконец, слышим песню. Значит, Василь едет пьяный. Орет вовсю. Повторяю, он не очень пьянствовал и был спокойным, никого не трогал. Да и то сказать, ему-то жилось лучше, чем всем нам. У него в мешке всегда и сахар, и сало, и водочка. У нас же ничего не было, он видел это. Проходит какое-то время, он отдал начальству то, что должен был. Заходит в палатку, больше пьян, чем на самом деле. Все сразу к нему:

- Василь, сахар привез? –

- Нет сахара, нисколько нет, ничего не осталось. Вот вам ваши деньги! –

Лезет в карман и охапку денег бросает на стол. Как только бросил он деньги на стол, так все кинулись хватать их. Я как лежал на койке своей, ни пальцем не шевельнул. Тихо стало в палатке, подсчитывают, кот сколько недобрал. То, что недобрал, это точно. Он потому и бросил. Тихо стало, и слышно, Василь уснул там, он был выпивший. Я лежу. Что у меня творилось в душе, моте себе представить.  Три рубля, когда я так мечтал о сахаре.

Смотрю, Василь, кажется, просыпается. Поднимается, закуривает, а все лежат. Тут я поднимаюсь, подхожу к его кровати и говорю, как будто ничего не знаю:

- Василь, ты мне привез сахар? –

- Что ты не слышал? Сахара нет. –

- Нет? Дай мне деньги мои –

- Там все –

- Дай мне мои три рубля. Я дал тебе деньги в руки, и возврати мне деньги в руки –

- Вот, твою мать,  какие крохоборы, я все деньги бросил –

Я ушел, лег на кровать и думаю:  « Не прощу я тебе трех рублей. У тебя всегда есть что-нибудь. Уйдешь, мешок твой заберу. Все равно, ты вернешь мне моё». Проходит еще какое-то время:

- У, политическими себя называют. Такие же жулики. Я же деньги все бросил, а вот мужик справедливый, честный. Я знал, он не кинулся за деньгами –

- Василь! Мы же тебе дали шесть, а тут только четыре –

- Василь! Мы же тебе дали семь, а стало три –

Конечно, оттого он и бросил деньги охапкой, что большую часть их он уже израсходовал.

- А еще называются политическими. Хватают. Вот человек, так человек. Я знаю, он мне дал три рубля. Не, ему я привезу сахар». Всё, тихо стало.

38:16

На утро он уезжает, а все мы идем на работу. Опять я на работе думаю, а что же, сдержит слово или нет? Пришли с работы. Смотрим, Василь едет. Заходит:

- Держи! Ты человек, это я знаю – и начинает мне сыпать сахар, кусковой, полностью, видимо, на три рубля.  Я набрал сахара, полной мерой. Итак, я ел овсяную кашу со смородиновым и малиновым вареньем.