Город за полем начинается,
километра четыре отсюда, а это станция. Впереди, смотрим, автобус уходит.
Автобус приходит к поезду, он ушел. Мы осмотрелись, ищем нашего попутчика.
Стоим, ждем, некуда ему деться, он должен пройти здесь. Издали я увидел: со стороны
города кто-то едет на двуколке. В это время из вокзала показался наш
покровитель. Только он показался, один проходит, с ним остановился,
разговаривают. Другой проходит, здоровается с ним. Вижу, его все знают здесь.
Он стоит, разговаривает, двуколка в это время подъехала, развернулась и стала.
Значит, ему подали лошадь. Я стою посредине, а он с вокзала идет. Э, думаю, надо не пропустить его, может
уехать. Подхожу к двуколке. Пока я стоял, его еще три человека остановили. Все
здороваются, все знакомые. Он идет, садится и не видит меня, как будто вообще
меня не существует. Он подходит, здоровается с возчиком и садится ехать. Э,
думаю, милый мой! Говорю:
- Позвольте, Вы обещали. –
- А, да, да, да. Вы это, знаете
где базар? Там найдете лавки мясные, я там буду. –
- Кого спросить? –
Он мне назвал что-то, «Петрович»,
что ли. Всё, уехал.
Мой парень стоял в стороне.
Подходит. Рассказываю - вот такое дело.
- Ага, ну, понятно. –
Мы пошли в город. Идем пустырем.
Идем, идем, идем, солнце жжет. Чемоданчик и фуфайку я оставил на вокзале, иду
налегке. Смотрим, начинается улица. Палисадники, огородики, домики и улица.
Смотрим табличку – улица К.Маркса, то есть та улица, на которой родители по
адресу, который они писали ему. И номер дома вот-вот близко, через два дома. Подходим
к этому дому, смотрю, женщина в огороде копается. Подошли к калитке, стали. Она
не видит нас или не хочет видеть. Стоит, хоть бы что, не поворачивается. Мы
стоим, она там копается. Осмеливаюсь, говорю:
- Скажите, здесь живут
такие-такие-то? –
- Нет здесь никаких таких – так
сурово отвечает.
- Как нет? – говорю – Вот же они
отсюда писали. Мы приехали сюда к ним –
- Не знаю таких –
- Да не может же быть. Как это Вы
не знаете? Вот адрес –
- Господи! Жили когда-то, Сколько
они у меня жили? Месяц пожили и уехали. Куда уехали не знаю. –
Говорю: - Хозяюшка! Может/, Вы
нам сдадите комнату? Мы вот приехали сюда –
- Какую комнату? Мы ее давно
сдали, ничего нет нас. –
- Может, Вы нам посоветуете, кто
тут сдает угол или комнату? –
- Не знаю. Сами идите, спрашивайте.
– Так грозно, сурово, недоброжелательно, что нам ничего не осталось, как уйти.
Идем этой улицей к базару.
4:07
Идем, идем, идем, улица длинная,
домик от домика далеко отстоят. Наконец, дома плотней стали, стали появляться
дома каменные, двухэтажные, и мы очутились на главной улице Ленина. Люди бегут,
трамваев нет, кажется, даже смешно, как на картине. Спрашиваю у одной женщины:
- А где тут базар? –
- О, милый, идемте, я ж на базар
иду. Вот он там. –
Идем за ней, спускаемся вниз и
видим, да-да-да. У нас глаза раскрылись. Ряд сала, украинское сало, толстое и
белое. Дальше помидоры, большущие. Стоят за столами женщины в белых платочках,
меж собой калякают по-украински. Лица свежие, розовые. Дальше молоко, мясо. Уй!
Глаза разбежались. Мы с ним смотрим, а где лавки. Ага, лавки, широкие такие
лабазы. Посмотрели в одной лавке – нет никого. Туши коровьи висят. Подумал:
«Кто тут покупает? Столько мяса!». Во вторую лавку зашел – там свиное мясо. В
третью зашел – тоже самое, но Его нигде нет. Ну, решили – рано еще. Мы сели,
осмотрелись. Он говорит:
- Слушай, а ты что-нибудь ел? –
Я говорю: - Где ж я ел? –
- Надо бы что-нибудь укусить. –
-Да, надо. –
- Так давай купим. Что мы
возьмем? –
- Ну, давай возьмем сала. Граммов
триста на двоих и вот помидоры –
А помидоры – красные, мясистые
такие. А цена! Дешевые такие, что, прямо, я поразился. Я то еду с севера, там
все это дорого, а тут, просто дешевка какая-то. Мы с ним берем триста граммов
сала – жирный шпиг украинский. У другой мы берем по два помидора, поштучно,
крупные. Теперь нужен хлеб. А вон магазин хлебный. Побежал – хлеба нету
черного, один белый хлеб. С белым хлебом сало не идет, а что делать?
- Ну, бери белый хлеб, раз
черного нет. –
Взяли белый хлеб. Сели за столик
на свободное место, а сами держим под наблюдением лавки. Поели хорошенько,
теперь пить захотелось. Взяли молока еще, литр на двоих. Выпили – жизнь сосем
хороша. Сало такое я столько лет не ел, а помидоров я вообще никогда не ел
таких, -сладкие мясистые, вкусные. Поели хорошо. На базаре часы висят. Смотрим,
время-то идет. Двенадцатый час, а он говорил «в одиннадцать». Досидели до двенадцати – нет его. Решил зайти
в магазин, поинтересоваться. Захожу,
- Скажите, пришел ваш начальник
из Харькова, Петрович? Он должен был предупредить –
- Не знаю никакого начальника.
Никто меня не предупреждал. Понятия не имею. –
Захожу в следующий. Там мне тоже
самое говорят: «Не знаю никакого начальника. Понятия не имею». Все четыре
магазина прошел. Не только его нет, но они и не знают такого. Сразу мне ясно
стало, что он дал вымышленное имя и ни когда он в этих лавках не бывает. Он
испугался. Узнал то, что его интересовало, а устраивать нас он и не думал.
Стало понятно, что нам тут надеяться не на что. Пошли дальше, смотрим
«Отделение милиции». Говорю – Зайди, узнай. Может быть, адрес родителей дадут.
– Он зашел. Там сказали «Да, жили. Куда выехали неизвестно. В городе таких
нет». Все, остается нам искать место.
Тут
же столб и на нем объявление: «Механическому заводу требуются: слесари, токари
.. перечислен большой перечень специалистов. Нуждающиеся обеспечиваются
общежитием.» Это же то, что нам надо. Зачем нам знакомство? Сразу записываем
адрес и спрашиваем где эта улица. Нам объясняют: по Ленина, ул. Ленина
пересекает улица. Вправо по ней в гору, а влево в низину. Там завод». Сворачиваем влево, и тут у меня возникает
недоумение. Окрестность как на ладони. Маленькие домики и нет ничего похожего
не только на завод, но и на какую-нибудь мастерскую. Хотя бы труба должна быть.
Мы видим до конца города только домики.
В это время он ко мне обращается:
- Слушай, что-то не похоже, чтобы
здесь завод был –
- Посмотри адрес. Правильный? –
- Правильный –
- Ну, идем, раз пошли –
Идем, подходим к домику. Вот,
нужный адрес – следующий дом. Подходим, как раз дом, номер этот. Окна раскрыты
в доме. Жилой дом, железная крыша крашеная, дом покрашен. Вообщем видно –
зажиточно живут тут. Но какой же это
завод? Мы стали с ним у палисадника в недоумении. Он смотрит адрес записанный. Смотрю,
что за завод? Где тут принимают рабочих?
В это время из дома выходит дородная, высокая женщина. Идет по дорожке к нам и
улыбается. Думаю: «Чего она улыбается? В чем дело?» Она подходит
- Что, хлопцы, задумались? – улыбается.
- Вот мы пришли по объявлению.
Механический завод, работа .. –
- Да-да. Это здесь. Это муж
заведует кадрами. Это объявление завода, но муж здесь принимает, на месте. –
Мне это казалось диким. Завкадрами завода на дому принимает.
- Где он? –
- Он сейчас, как раз, на заводе.
Вы знаете, где завод? Там где тюрьма. Вы знаете, где тюрьма? –
И всё улыбается. Она знает уже кто мы и что мы.
Говорю – Нет. Мы здесь в первый
раз, вашей тюрьмы не знаем, слава богу. –
- Это там, где тюрьма – дает нам
адрес, как пройти.
Пошли. Вышли на эту улицу. Он
говорит – Я понимаю, в чем тут дело. Это тюремные мастерские. К ним никто не
идет. Поэтому он дома принимает, чтобы захватить –
Тогда был закон – если отдал
трудовую книжку, то увольняться нельзя. На увольнение нужно согласие
администрации, иначе в суд подают. Рабочие были закабалены, как рабы.
Говорю – Брось фантазировать. Она
же не сказала в тюрьме. Она сказала около тюрьмы, вероятно. –
Вот мы видим высокий забор.
Частокол заостренных сверху столбов. В общем – тюрьма.
По правой стороне дома кончаются.
Он говорит:
- Куда? Ты опять пойдешь к ним в
тюрьму, работать? Опять тюрьма? –
У меня самого ноги не идут. Я
заставляю их тянуться. Говорю:
- Подожди. Может быть там за
тюрьмой что-нибудь есть? Может там завод начинается? –
- Ничего там нет –
Прошли до угла. Да, ничего нет.
Последний забор это тюрьма. Больше никаких строений нет и номер дома это как
раз тюрьмы. Значит опять в тюрьму.
- Я – говорит – знаю. Это они
теперь перешли на хозрасчет, нанимают рабочих. Я в тюрьму не пойду. Хватит. –
Я с ним согласился. Мне тоже
очень неохота снова идти в ворота тюрьмы. Пошли обратно. Спросим еще
где-нибудь. У встречного спрашиваем – Скажите. Где тут завод им. Микояна есть?
–
- А вот, внизу –
Смотрим. Да, вот это завод. Сразу
видно. Корпус, труба. Сверху нам видно, что на дворе заводском делается. Спускаемся, ворота открыты. Из цеха рабочие
вывезли на тележке чугун. Мы направились к ним. Подходим
- Здравствуйте ребята –
-Здравствуйте –
14:38
- Скажите. Не знаете, на работу
здесь принимают? –
- Откуда мы знаем? Мы сами только
недавно здесь. –
В это время из цеха выходит
мастер и кричит на них:
- Что вы тут тянете? Давайте
быстрей. Что за разговоры? –
- Да вот, люди -
- Что за люди? Какие люди? –
- Спрашивают насчет работы –
- А почему здесь люди? Вон, через
проходную. Где вы прошли? –
- Вот через ворота. Ворота же
открыты. –
- Открыты не для вас. Вон
проходная. Куда вы пошли? – и на них, на своих рабочих накричал – тянете тут.
Давайте скорей. –
Думаю: «Что же это такое? Кричит
на своих рабочих как на рабов. Рабочие молчат, опустив головы». Ну, мы и ушли обратно. Проходная. Он нас как
раз этот охранник встречает у ворот
- Вы откуда здесь взялись? –
- Как? У вас там ворота открыты.
-
- Как открыты? –
- Открыты –
- Сволочь! Он опять там оставил
ворота открытыми. Я ему тра-та-та-та … А вам чего надо? –
- На работу устроиться –
- Ходят всякие тут. На работу.
Нет работы. –
- Откуда вы знаете? – говорю –
Позвоните в отдел кадров. –
- Да что ты мне говоришь? Тут
целый день ходят, ваш брат «на работу» -
А я думал, что я один
безработный. Я думал, что мы вдвоем только ходим, а тут, оказывается, целый
день ходят.
Ну, нет работы
– ушли. Ушли, знаем, что есть еще завод, шахтозавод. Пошли мы к шахтозаводу. Тут уже другое дело. Смотрим, улица такая,
аккуратная, насыпанные дорожки. Подходим к заводу, изгородь красивая. На дворе
чисто. Корпус новый. Чувствуется – завод настоящий. Проходная.
- Надо на
работу устроиться –
- Нет у нас
работы, не принимают –
- Как так, не
принимают? Не может быть. –
- Что там не
может быть? Целый день ходят. –
Говорю –
позвоните в отдел кадров. Что вам трудно? –
- Ладно –
берет трубку – тут пришли, просятся на работу –
- Там что-то
отвечают. Он спрашивает нас
- Инженеры
есть среди вас? –
Нам ничего не
осталось, как повернуться и уйти. Вышли из проходной. Идем, смотрим – строится
дом. Ни одного рабочего на строительстве не видать. Вдруг, один спускается с
лесенки. Спустился. Накладывает кирпич в
козлы на спину и подымает на четвертый этаж. Пыльный, грязный, в кирпичной
пыли.
- Вот, -
говорит мой друг – вот сюда нас примут. Здесь, наверно, требуются, но видишь
какая работа. Он один, видно, сам кладет кирпич, сам и подымает. Ну, а знаешь
какие там общежития у строителей? Хуже чем в лагере. –
Туда и мне не хотелось идти.
Потому, что сразу был бы грязный, испачканный, измазанный, на такой работе. Мы
ушли и вышли на улицу Ленина. Идем мы с ним. Идет навстречу маленький, старенький,
горбатенький, измазанный, ведро у него в руках, кисть, а дело к вечеру. И тут
мы одновременно подумали, и он говорит мне те слова, которые я ему хотел
сказать:
- Ему и то лучше чем нам. Он
где-то работает. Может быть, он мало зарабатывает, но где-то у него угол есть.
А мы с тобой, молодые, ходим по городу, а ночевать нам негде и работать негде. – Я почувствовал, что он
переживает тоже, что и я. Он говорит:
- Слушай, Леонид! Давай бросим мы
этот Мелитополь, век ты здесь не устроишься. Ты же видишь, что здесь делается.
Тут все работают и работают годами, а больше они не расширяются. Поедем со мной
в Мариуполь. Там, знаешь, портовый город. Там если в городе не устоишься, так
на судно куда-нибудь можно, в артель рыболовную. Там мы все-таки найдем, а тут
не устроишься –
Но я-то знаю своё. Мне разве в
портовый город можно? У меня же направление в Мелитополь, а ему разрешили
Мариуполь. Значит. У него какая-то другая статья. Я, даже, не интересовался его
статьей. Вижу, что приличный парень, а что у него было, не знаю. Ему дали
направление в Мариуполь, теперь Жданов называется. Это портовый город. Разве
мне в портовый город можно ехать? Говорю:
- Нет. Я не поеду. У меня
направление сюда, денег нет на дорогу. –
У него билет сохранился. Он меня
снова уговаривает. Я «нет», и так мы с ним расстались. Я его немного провел. Он
пошел к вокзалу, и я остался один.
Дело к вечеру.
Вышел на ул. Ленина. Иду, думаю: «Ну, теперь мне надо искать где ночевать. Работа везде кончена, заводы закрылись,
поздно уже». Думаю: «Зачем я хожу по Ленина? Тут большие дома, двух,
трехэтажные. Мне надо идти к частным домам». Решил не влево спускаться, а вправо в гору. Там плотно дома друг к другу. Стал
подниматься по одной из улиц справа, чтобы где-нибудь в частных домах искать
ночлег.
20:46
Смотрю, идет
мне навстречу старенький еврей. Еле-еле тянет ноги. Под мышкой у него мешочек,
и я сразу определил, что это, наверно, талмуд. Наверно идет на вечернюю
молитву, я решил, в синагогу вероятно. Думаю, «я же тоже еврей, евреи когда-то
друг другу помогали». Решил попробовать, может быть, он меня, в крайнем случае,
в синагоге оставит ночевать. Начинаю вспоминать, как по-еврейски сказать, я уже
давно не говорил по-еврейски. Вспомнил, и когда мы с ним поравнялись, говорю
ему по-еврейски:
- Добрый вечер,
дядя! –
Он мне –
Добрый вечер! – смотрит на меня.
- Скажите, Вы
не знаете, кто здесь комнату сдает? Я нуждаюсь в комнате, я только приехал из
Ленинграда .. – и тут же спохватился, что я глупость сказал, что я из
Ленинграда.
- Ой, комнату?
Подождите, вот у меня здесь сестра, вот ее дом вот тут. Она все время комнату
сдает. У нее сейчас жильцы выехали, свободная комната. Вот я сейчас к ней пойду
– и поворачивается обратно в гору еле-еле, тихонечко, так, что мне даже неловко
стало, и идет туда. Подходим к дому, а дом на противоположной стороне. Он
говорит – Подождите, я зайду, узнаю. – Переходит улицу – улица узкая и заходит
в дом. Курсирую напротив дома и думаю «Зачем, вообще, я говорил про Ленинград?»
Его все нету,
нету, нету, не выходит он. Я уж понял. Смотрю, в окно кто-то выглянул и
разглядывает меня. Потом из-за забора
голова поднялась – смотрит на меня. Потом из калитки вышел мужчина молодой и не
смотрит на меня. Пошел по противоположной стороне улицы, как будто я его не интересую,
но, смотрю, косит глаза. Я понял. Что из этого ничего не выйдет. Старика все
нет и нет. Время идет, я прогуливаюсь, потом, смотрю, вышел. Вышел, спускается,
бормочет что-то. Я к нему. Он бормочет:
- Черт ее
знает. Говорит, что сдала кому-то. Черт ее знает, кто ее знает. Говорит, что
сдала кому-то. – Тон недовольный, толи на нее, толи на меня. Я не отстаю,
надеюсь, что он вспомнит про синагогу. Я так был уверен, что он идет в
синагогу. Говорю
– Так что ж вы
мне посоветуете? Где мне переночевать хоть сегодняшнюю ночь? -
- Подождите
меня. Вот здесь Мошке живет – Там видна сапожная мастерская. Окно, дверь, а
поскольку улица идет с горы, то окно почти
на уровне тротуара. - Подождите, может
быть, Мошке подскажет – и заходит туда.
Продолжаю
курсировать около этого сапожника. Старика нет и нет. Стало темнеть. Там быстро
темнеет. Пусто стало, ни одного человека нет на улице. Наконец открывается
дверь и выходит Мошке. Выходит, на меня ноль внимания, начинает закрывать
ставни. Ставни, значит, изнутри запираются. Я подхожу к нему.
- Скажите,
сюда заходил старичок, он обещал мне квартиру –
- Никто ко мне
не заходил. Не знаю никого. –
- Как же не
заходил? В эти двери вошел. –
- Ху! Давно
ушел уже. – А куда он ушел? Там наверно выход есть.
И всё, потерял
я старичка, и этот ушел, с той стороны двери закрыл. Я остался на улице, темно.
На юге темноту можно нащупать, прямо, такая она густая. Никого кругом, я один. Что делать?
25:30
Пока я так
стою, в это время вдруг зажглась лампочка напротив, сама по себе. Открываются
большие двери и выходят люди. Сразу понимаю, что это из кино, люди выходят с
последнего сеанса. Я сразу дернулся, кого-нибудь схватить, у кого-то
переночевать, но сразу опомнился «А я кого-нибудь взял бы с улицы? Кто меня
возьмет? Как это так, ночью? Это же сталинское время». Остановился. Кучка людей
вышла, и не стало их, двери закрылись, лампочка погасла. Всё. Теперь уже я
остался один. Но я же встал в 6 часов утра, всё время на ногах, устал. Смотрю
напротив следующий дом за кинотеатром, крылечко и там скамеечка. Сел на
скамеечку и думаю: «Вот здесь я и переночую». Пожалел только, фуфайки со мной
нет» Тепло, правда. Сел на скамеечку, прислонился и уже начал засыпать, дремота
меня охватила. Вдруг услышал колотушку сторожа, где-то далеко. Ага, значит, сторож
тут охраняет. Ну, думаю, пусть себе, как вдруг, рядышком колотушка. Значит, он
обходит вокруг и скоро дойдет до меня. Увидит мужчину. Молодой мужчина сидит, а
может он в дом залезть хочет или дежурит, пока другой залез. Даст свисток и
сразу милиция прибежит. Меня поведут, паспорт у меня такой, лагерный, придется
ночевать в милиции. В милицию мне совсем
не хочется. Подымаюсь, надо уходить от сторожа. Быстро вышел и пошел вниз. Куда
же идти? Везде все закрыто. Иду-иду, все дома закрыты, нигде ни огонька. Тут я
вспомнил, что днем я видел степь. - Дайка, - думаю – я выйду в степь. Там
никого нет. Там где-нибудь на кочке прилягу и переночую. А утром рано я пойду в
город. Там-то никто ничего не заподозрит. -
Пошел правой стороной. Темно, во всех домиках ставни закрыты. Когда, по
моим расчетам, осталось два домика до степи, из подворотни вылезает пес,
большущий-большущий. Без лая становится посреди дороги. Тротуар узенький.
Думаю: «Мало ли чего он встал?» Делаю один шаг к нему, как он на меня «р-р-р».
Голос хриплый, страшный и шерсть у него поднялась, я заметил. В начале истории
я рассказывал, как я встретился с двумя собаками. Но там я был в ватнике,
брюках ватных, с палкой в руках. Там я не боялся, я палкой мог убить их, а тут
я в легких штанишках. Схватит, если не за ногу, так штаны оборвет. Что я буду
делать в рваных штанах?
- Нельзя? –
говорю – Не надо, я назад. – Пячусь назад от него. Смотрю, он стоит, следит за
мной. Я ушел, ушел, ушел прочь от него. « Боже мой! Такой пес схватит зубами,
так пропал». Пошел назад и думаю: «А куда я иду? Может быть, он меня не
пропускал около своего дома? « Перехожу на другую сторону улицы, и тихонечко,
почти не дыша, иду назад, в степь. Иду-иду, и только я поравнялся с тем домом,
как та же собака выбегает на мою сторону улицы, и на меня уже не один раз
«р-р-р», а два раза «Р-р-р. Р-р-р», дескать «Что я с тобой здесь, шутить
собираюсь?» Да так зло, что я тут сдрейфил по-настоящему.
30:26
Черт меня
дернул снова идти сюда, вижу, собака действительно готова схватить меня. Снова
начал пятиться назад. Собака сделала два-три шага за мной и остановилась. Я
ушел и был рад, что избавился от этой собаки. Не дай бог порвала бы на мне все.
Куда же идти? Стоять на улице нельзя – вокруг домики, кто-то может увидеть
стоящего человека. Может быть, он что-то замышляет. Идет это другое дело. Я
решил двигаться. Иду в сторону Ленинской и сам себя успокаиваю: «Леня не
дрейфь, не такие вещи у тебя были. Были похуже. Ты сегодня сыт, вкусно поел,
тепло». Так я сам себя успокаиваю и подымаюсь в гору по улице Ленина. Иду и
думаю, что мое положение сейчас лучше прежнего. Вижу, впереди вроде бы что-то светлеет. Как
будто свет какой-то. Думаю, что же это может быть. Посмотрел направо, налево –
темно, а там точно свет. Думаю. Что же это? Если бы там была лампочка, столб, я
бы видел лампочку. Откуда свет там? Подхожу ближе и вижу крылечко. От дома два
столба на тротуар и навес. Значит лампочка с другой стороны, поэтому я ее не
вижу, а вижу только ее свет. Что же там может быть? Подхожу ближе и решаю
«Наверно отделение милиции. Там дежурный. Думаю – перейду на ту сторону и
оттуда посмотрю, что там написано». Перехожу и вижу табличку «Гостиница». О гостинице я не думал, поэтому и не пытался
ее искать. Откуда у меня деньги на гостиницу? Денег-то у меня «кот наплакал».
Поскольку я так измучился, устал за день, и раз уж оказался у гостиницы, - дай
– думаю – зайду. Захожу в фойе. Слева
две ступеньки вверх и окошко. Там женщина сидит. Говорю, еще причину объясняю
ей
– С поезда. Приехал поздно.
Сколько у вас стоит ночь переночевать? –
Она говорит – только с условием,
что Вы будете одну ночь. Завтра совещание сельскохозяйственных работников. Все
места заняты будут. Я предупреждаю Вас – только на одну ночь –
Я сам себе думаю «Боже мой! Да у
меня денег таких нет. Чтобы больше одной ночи оплачивать». Говорю: - Давайте
одну ночь, мне больше не надо.–
- Давайте паспорт –
Даю и думаю: «Ну, сейчас
посмотрит – «Паспорт выдан на основании справки оттуда-то». Нигде не прописан,
а у них связь с милицией. Но, она взяла паспорт, заносит в книгу.
- Платите рубль – Вынимаю и плачу
рубль. Она позвонила, идет женщина из коридора. Она ей говорит: - В палате
такой-то там место одно. Одну ночь –
Женщина мне – Идемте –
Иду по коридору. Дорожка
ковровая. Я давно по этим дорожкам не ходил. По сторонам белые двери, белилами
крашеные. Я давно не видел таких интерьеров. Она открывает одну из дверей,
зажигает настольную синюю лампу. Полумрак, большущая-большущая комната,
заставленная кроватями. Везде спят. Она вынимает из шкафчика свежее бельё. Иду
за ней меж кроватей по дорожкам. В самом краю одна свободная кровать. Кровать с
хорошими пружинами, хороший тюфяк. Она стеллит чистые простыни, кладет две
подушечки, пикейное одеяло.
- Пожалуйста – и уходит.
Рядом тумбочка стоит. Снимаю с
себя одежду, кладу в тумбочку. Деньги под подушку, и как залег, так я только
помню свежесть чистого белья. Я отключился.
Сколько
проспал, не знаю. Ничего не снилось.
Вскочил утром. Вся комната залита солнцем, окна раскрыты. 37:01 Нигде ни души,
все кровати застелены, я один тут. Только я стал осматриваться, ко мне подходит
женщина:
- Извините,
пожалуйста, меня не предупредили. Вы опоздали, да? Я на смену пришла, я не
знала. Я подходила к вам три раза. Вы так крепко спали. Я не знала, будить вас
или нет. –
Я говорю: -
Нет, нет – а сам думаю про себя «Опоздал ли я? Никто меня нигде не ждет, никому
свидания я не назначал. Но может быть куда-то я, действительно, опоздал?»
- Сколько
сейчас времени? –
- Третий час –
«Ай-яй-яй!
Третий час. Это ж после обеденного перерыва. Я ж не успею до конца рабочего
дня». Взял полотенце, пошел умываться.
Помылся, подошел к кассе, взял свой паспорт и вспомнил, что ел я вчера утром в
11 часов. Сейчас уже четвертый час. Значит, я уже вторые сутки голодный. Это
опасно, я решил, все-таки поесть. При гостинице кафе. Захожу, ни единой души.
За прилавком женщина. В буфете столько добра, что у меня глаза разбежались.
Булочки сдобные, молоко, яйца. Чего там только не было? Я стал выбирать, что
посытнее и что подешевле. Как я уже говорил, цены дешевые меня поражали там.
Поел и не отказался от свежей булочки и стакана кофе. Вкусно поел и вышел в
город. Смотрю, да, вторая половина дня уже идет. Видно, что люди уже
наработались, набегались. Рабочий день в разгаре, куда же мне идти? Куда идти устраиваться?
Через два часа закончится работа на предприятиях, и я опять буду думать о том,
где переночевать.
Скрепя сердце,
я направился обратно в тюрьму. Манило меня объявление о предоставлении
общежития. А, куда идти? День-то к концу идет. Пошел быстрым шагом в тюрьму,
где требуется рабочая сила. Когда я стал подходить к высокому забору, ноги
отказывались идти. Только осознание безвыходности заставило меня двигаться.
Еле-еле я шел вдоль забора в гору. Подошел. Обыкновенные, большие тюремные
ворота, калитка, окошечко. Подошел, встал. Не знаю, как я поднял руку и нажал
кнопку? Никакого эффекта, никто не открывает. Постоял, еще раз нажал. Уже
подольше палец на кнопке держал. Никто не открывает. Тогда я уже стал звонить
настойчиво, жать кнопку вовсю. Результат тот же. Притронулся к калитке – она
открылась. Массивная, коричневая, как в
тюрьмах бывают. Смотрю, открытая калитка, никого нет. Перешагнул порог и
очутился под аркой. Иду этой аркой, никого нет. Значит, тут охраны нет. Вышел в
о двор. Передо мной стоит четырехэтажное здание, торцом ко мне. Все окна
зарешечены. Слышу голос:
- Браток, будь
другом, подойди! – Это из-за решетки. Заключенный. Я к нему подошел.
- Дай, браток,
закурить –
Говорю – Тебе
не повезло, как и мне не везет. Не курящий я – выворачиваю свои карманы. Они у
меня совсем пустые. – Поверь, дружок –
- Верю, верю –
- Ты мне
скажи. Где тут мастерские, завод, на работу принимают? –
- А-а, вон там
- показывает на то здание, из-под арки которого я вышел.
Я направился
туда. Подхожу к лестнице. Блестит лестница. Чистенькая, новенькая, перила
покрашены. Подымаюсь на второй этаж. Поднялся, сал перед дверью с надписью
«Отдел кадров». Стою и думаю – идти сюда или не идти. Напоминаю, тогда был
закон, по которому увольняться работник не имел права. Отдал документы и всё.
Тогда, как захочет администрация, уволить или нет. Открыл дверь и вздрогнул.
Видно, заметил это и тот, который сидел там за столом. Дело в том, что, как
только я открыл дверь, тут же стол сразу. За столом сидит большой дядя в форме
МВД. Меня поразило то, что стол стоял сразу у двери, я этого не ожидал. Я только, мог войти. Комната сама большая, и
везде там дела, кругом по полочкам. Видимо, и делами заключенных он ведал.
Чтобы посторонние не заходили туда, они не отгородили, как это обычно бывает,
видимо, недавно у них началась эта работа, а поставили стол вплотную к двери.
Очевидно, и он заметил, что я вздрогнул, увидев его форму.
Обращаюсь к
нему: - Я по вашему объявлению. Вам требуются рабочие? –
- Да,
требуются –
- Слесарь я –
- И слесари
нужны –
- Вы
обеспечиваете общежитием? –
- Да, а как
же? В объявлении сказано. –
Ну, о чем же
мне еще говорить? Надо вынимать паспорт и оформляться. Но, что-то мне не дает.
Что-то мне не хочется. Я говорю:
- А посмотреть
ваши мастерские можно? –
- Можно –
- Где они? –
- Спуститесь с
лестницы и направо -
- Надо –
говорю – сходить в цех – и вышел. Вышел, спустился по лестнице, открыл дверь.
Захожу, передо мной стеклянная стена. За стеклом вижу большущий цех. Открываю
дверь, вхожу. С правой стороны большие окна, зарешечены. Свело кругом. День
солнечный, да и окна огромные. Вдоль окон идет верстак, длинный, широкий. На
нем укреплены тиски. Посреди цеха стоят станки, фрезерные, токарные, других
целый ряд. Но, что меня удивило – цех большой, оборудование – ни единой души
нет. Где люди? Продвигаюсь вперед. Когда прошел половину, а цех длинный,
широкий, вижу вон там впереди, кажется, кто-то на сверлильном станке работает.
Иду к живому человеку. Подхожу – рабочий сверлит чугунные детали. Я ему говорю:
- Что, браток,
работаем? –
- Он мне
угрюмо отвечает – Работаю, а ты, что? Тоже хочешь работать? –
- Да, конечно.
Хочу устроиться? –
- Куда ты
лезешь? Куда ты лезешь? Ты что? Из лагеря, наверно? –
- Ну, да. Из
лагеря. –
- Конечно! На
кого ж они могут рассчитывать, сволочи? Только на нашего брата. –
Я говорю: - А
в чем дело? –
- Тут сумей
сначала заработать, а потом получить деньги. Я второй месяц работаю – ни
копейки не получил. Они, видишь ли, перешли на хозрасчет. У них нет денег в
банке, а я виноват. Так, что мне, опять идти воровать? – он мне говорит.
А у меня
денег-то у самого нет. Я ведь, думал, как я проживу до аванса? Если бы я ел
хлеб с водой, и то мне не хватило бы, потому, что до аванса две недели. А тут, я
слышу, и денег не платят.
Не успел он
договорить, как откуда-то появился человек, мастер, как я понял, и на него:
- Ты, что
контрреволюционную пропаганду распространяешь здесь? Ты, что хочешь опять за
решетку? Это я тебе устрою. Ты чем занимаешься? Почему разговариваешь? –
Меня не
удивило так, то, что он кричал на этого рабочего, как то, как этот рабочий втянул голову в
плечи, ни слова не ответил, и продолжает сверлить испуганно. Меня это поразило.
Я не думал, что так запуганы на свободе. В лагере и то, огрызались начальству. А тут?! Ведь он же правду говорит. Он же не
врет о том, что он денег не получает. А тут мастер накричал и он замолчал. Мастер
пригрозил лагерем и ушел. Смотрю, куда он ушел. Оказывается, его место на
антресолях, наверху, за стеклянной стеной. Оттуда все видно как на ладони.
Помню, в Ленинграде когда-то давно, я работал на заводе Шульца, там тоже так
устроено было. Тут сачковать нельзя будет, все у мастера на глазах. Он видит
каждого. Он видел, как я вошел, как подошел к рабочему. Понял, что ничего
хорошего тот не скажет, и объявился здесь. Всё, больше мне здесь делать нечего,
больше он мне ничего не скажет. Он отвернулся и сверлит. Пошел от него дальше,
вижу поворот налево и тоже цех. Захожу туда, иду, нигде никого нет. Впереди
стоит кто-то у тисков. Он меня не видит, смотрит в другую сторону, что-то
делает. Вдруг слышу какой-то голос, кому-то что-то говорят. Стал прислушиваться
– ой, подожди. Это ж мне говорят. Говорит именно тот, кто стоит лицом к стене,
не глядя на меня:
- Браток, не
лезь. Сунешь сюда голову, попадешь, как и мы. Тут ничего не заработаешь и денег
не платят. Чтобы его не подводить, я прохожу мимо, не подходя к нему, но слышу
его слова:
- Не лезь
сюда, не лезь. –
Прохожу мимо,
больше никого не видно. Дальше прохожу в литейный цех. Тут вижу троих. Видимо,
мастер и двое подсобных рабочих делают опоки. Грязные, пыльные. Это мне не
подходит, потому, что грязь. Не имея сменной одежды, без дома, где я буду
стирать? Этого мне не хотелось. Тут уже я не стал разговаривать и вышел во
двор. Вышел и стал, что делать? День кончается. Где я буду ночевать сегодня?
Что делать? Не знаю, как я снова поднялся по этой лестнице? Все кричало во мне
против: «Не ходи, не лезь туда!» Но где
же жить? Что мне делать? Пятый час идет, работа на заводах окончена, а в дом
меня никто не пустит, в этом я убедился. Поднимаюсь снова на второй этаж.
Справа от дверей отдела кадров стоит скамеечка,
я присел на нее. Сколько я сидел с опущенной головой не знаю? Не мог
решиться. Вдруг слышу топ-топ-топ-топ. Кто-то спешит по лестнице, торопится.
Когда он повернул на второй этаж, я увидел парня моего возраста, в сапогах.
Спешит, на ходу у меня спрашивает – где отдел кадров? –
Говорю – здесь
–
Он хотел
открыть дверь, но посмотрел на меня: - Ты что, поступаешь сюда? –
Я говорю ему –
садись – и рассказал ему то, что увидел на этом заводе – не знаю, что делать –
- А ты
общежитие смотрел, какое? –
Говорю – нет,
про это я не спрашивал –
- О, погоди. Я
зайду к нему. Узнаю адрес общежития, и мы вместе пойдем –
- Хорошо –
Он заходит, и
через короткое время выходит с адресом
- Пойдем,
посмотрим. Знаешь, бывают какие общежития. Я уже, слава богу, разные видел –
Мы отправились
смотреть общежитие. Вышли, у прохожего узнали, где нужная улица. Она оказалась
недалеко от завода. Идем по улице к общежитию завода.
52:19
Подошли, видим большой дом.
Видимо в прошлом дом какого-нибудь кулака или торговца. Судя по декору крыльца,
окон, видно, что дом когда-то был богатым. Но сейчас парадное забито досками.
Калитка, ведущая во двор, висит на одной завесе, да и сама завеса настолько
истлевшая, что опасно ходить. Друг на друга смотрим,
- номер дома этот? –
- этот –
- значит, здесь –
С осторожностью прошли через
калитку во двор, и опять стали в недоумении. Справа то, что когда-то было
сараями. Сейчас это завалившиеся с проваленными крышами строения. Обходим
здание, видим, что там есть какая-то лестница, ведущая на второй этаж. Но
лестница без перил и ступеньки сгнившие. Не может быть это входом в общежитие.
Но видим, что другого входа нет, значит это и есть вход в общежитие. Очень
осторожно, чтобы не провалиться, мы стали подниматься на второй этаж.
Поднялись, открыли дверь и очутились в темноте. В темноте справа я нащупал
дверь. Открываю, и оказываюсь в каком-то чулане. В свете, проникавшем через
маленькое окошко, вижу старые ведра, вещи, матрацы. Не здесь, выхожу. Тут он
говорит:
- Подожди, я нащупал, вот дверь –
Мы входим. Да, это и есть
общежитие. Низкий потолок, стоят койки без постельного белья, грязные матрацы.
Окна раскрыты, где-то вообще стекол нет, а где-то и рам нет. Стоит стол, за
столом четыре человека играют в карты.
- Здравствуйте ребята! – говорим
мы.
- Здорово-здорово, давай садись.
Карту дать? –
Я говорю – на карту-то надо
заработать, а мы еще не заработали –
- А, так ты хочешь здесь заработать?
А, ну-ну, зарабатывай, зарабатывай. –
- Где же у вас комендант? –
- А зачем тебе комендант?
Коменданта ему. Будет тебе комендант. Тебе что, устроиться надо? Занимай место
и всё. –
Как вам это нравится? Нам это не
понравилось. «Занимай место». Грязные тюфяки, ломаные койки – шалман, хуже, чем
в лагере.
- Придет – говорит – комендант.
Пока занимай место. –
Это нас не устраивает. Мы с
другом поворачиваемся и уходим на улицу.
- Вот – говорит – почему я тебя
сразу спросил, видел ли ты общежитие или нет. Потому, что вот видишь, какие
бывают? Поживи здесь! А я уже пожил. –
- Кто ты такой? –
Оказывается: Он уже освободился
год тому назад. Уехал в Донбасс. Устроился там работать в шахте. Зарабатывал
семьсот рублей. Я говорю:
- Ты что?! Зарабатывал семьсот
рублей? И ты ушел оттуда? –
- Ай, ты – говорит – наивный
парень, я вижу. –
- Ну, конечно. Ты говоришь
семьсот рублей. Я бы на 400, на 300 согласился бы работать. –
- Ты знаешь, что такое шахта? –
Я говорю – Знаю, знаком с
шахтами. Но семьсот рублей? -
- Так вот милый мой. Семьсот
рублей мне начисляли. Из этих семисот рублей я должен был десятнику отдать
триста. Он мне говорил, что он дает там еще начальнику участка. Значит, у меня
из семисот остается только четыреста, а высчитывают у меня подоходный, малосемейность
и заем на все семьсот. Что мне остается? Не больше трехсот мне оставалось. А
работа, ты знаешь в шахте? Грязный вышел и пошел в общежитие. Вот тебе наше
общежитие шахтное в Донбассе. Как получка, так общий стол, и попробуй, откажись
участвовать в попойке. Все то, что у тебя осталось, уходит на попойку. А потом,
если ты всё же сберег что-то, так у тебя могут вытащить это. Если ты идешь в
шахту, забирай все свое. Хуже чем лагерь. И мне надоело. Я еще нестарый
человек, я хочу обзавестись семьей. Я хочу жить, а тут ведь никакого выхода
нет. У нас разговор шел, там под землей, когда мы работали, что в Мелитополе есть большие сады и там нужны люди. Там можно
заработать и, представляешь себе, фрукты? Где ты был в лагере? –
- На Воркуте –
- Ну, вот! Север. Фруктов не видел?
И я не видел. Из лагеря как пришел, сразу в шахту. Так, что я? Живу и закопан
целый день в шахте, а имею я от этого шиш. Вот, я просчитал так и приехал сюда.
–
- Погоди, а как же ты
рассчитался? Как тебя уволили? –
- Ха, как меня уволили? Это не
так просто. Пришлось устроить телеграмму, якобы у меня здесь больная мать.
Подал заявление десятнику. Десятнику надо было монеты заплатить, и они обтяпали
это дело, меня отпустили. И вот я приехал сюда. Да, кстати, - говорит – где ты
ночевал? Ты вчера приехал, а где ты ночевал? –
Рассказываю ему, как бродил, как
попал в гостиницу.
- Ну, так идем в гостиницу. Надо
же переночевать, уже стемнело –
Я говорю – прежде всего, нет
смысла. Меня предупредили, что сегодня мест не будет, там совещание
сельскохозяйственных работников. –
- Да ну, мало ли что. Могут быть.
–
Ну, я пошел с ним. Думаю «Это еще
рубль, мои копейки таят». Когда мы подошли, видно было, что в гостинице народу
полно. Местные партийные, сельскохозяйственные работники. Там уже расставляют
койки в вестибюле. Он все-таки подошел к кассе. Там ему:
- Вы видите, что делается? Мы не
можем обеспечить людей наших, что из района приехали. –
Он вышел на улицу. Мне говорит
- Слушай, а ты в доме колхозника
был? –
Я первый раз слышал о доме
колхозника.
59:43
-
О! Пойдем, там наверняка будет. – Тут же спрашивает
прохожего и тот указывает нам
куда идти.
Идем, темнеть стало. Подходим, видим такой же дом, как и общежитие. Видно, что
когда-то это был богатый дом с крылечком, но вход тут есть. Входим в парадное,
нас встречает человек:
- Вам что? –
- Переночевать
–
- Куда
переночевать? Видите, я по комнатам не могу распределить, завтра базарный день.
Нет у меня мест. Видите, где спят. – Всё. Вышли и сразу во двор. Может быть,
там где-то место найдем. А там, лошади, волы, телеги, арбы. Стали обходить,
смотреть, но нигде ничего не находим. На телегах увязан груз, лошади жуют сено.
Слышим голос:
- Хлопцы! Что
вы там ищите? – Обернулись. На телеге сидят два мужика, едят сало с помидорами
и хлебом, и обращаются к нам:
- Вы что,
ребята? –
- Да мы вот
переночевать хотим. Ищем где бы прислониться. –
- А вы что,
приезжие? Наверно из тюрьмы? –
- Точно – Всё
так просто, все так знают заранее всё.
- Точно, из
тюрьмы. Приехали вот устраиваться. –
- Нашли место,
куда ехать устраиваться. Хлопцы! Где вы тут устроитесь? Нигде. Что вы тут
заработаете? Хлопцы, езжайте с нами, в наше село. Ей богу, вам лучше будет.
Может, в примаки пойдете. Вон Галина. У ней есть и корова, и поросята, и дом
большой. –
Второй говорит
– Погоди, у нее же мужик есть. –
- Да нет уже.
Его посадили.-
Разговор мне
очень нравится, по душе прямо.
- Хлопцы, ей
богу, вам другого выхода нет. Поедемте с нами, хоть сразу хозяйство будет. Ну
не Галина, так Татьяна. А чем плохая женщина? Она двоих вас примет. –
Тоже походит.
- А если
хотите невесту, тоже невест хватит. Едемте с нами. –
Мой товарищ
говорит: - А какого вы села? –
- Василевка –
- Василевка? А
там такой-то живет? –
- Да, есть. А
ты его знаешь? –
- Знаю –
- О, видишь,
знакомый даже есть. Ей богу, ребята! Едемте с нами, тут вы ничего не найдете. –
Я говорю: -
Утро вечера мудренее. Вопрос будем решать утром, а сегодня надо где-то
переспать. –
- Переспать?
Сейчас. Вот кривой черт, как это мест нет? Сейчас. – Поднимается, бежит к
хозяину. Выходит оттуда: - Давай, хлопцы. –
Заходим в
помещение – «топор вешай». Кругом люди, переступаем через спящих. Храп идет
вовсю, воздух спертый. Тут хомуты, люди лежат. В общем, перешагивали-
перешагивали, завел он нас в какой-то куток.
- Хлопцы, одна постель, только. – Это он называет
«постель». Кровать с сеткой вытянутой и провалившейся вниз. Лечь туда вдвоем
никак нельзя. Если бы сетка была натянута, то еще можно было бы лечь, но там
яма. Но, куда нам отказывать? Ладно.
- Платите 20
копеек –
Это нам «по
карману», по 10 копеек с человека. Никакой постели, только грязный тюфяк лежит.
Но, что же делать? Снимаем обувь. Пытаемся лечь вдвоем – никак. Решаем лечь
«валетом».
Был ли это сон
или дремота какая-то? Черт знает, что. Мне кажется, что я вообще не спал, и тут
же подъем. Только стало светать, мужики стали подниматься, и на рынок. Они
раньше легли. Встали и мы. Голова
трещала ужасно. Посмотрел на своего приятеля – у него мешки под глазами.
- Ночь не
спал? - Он на меня посмотрел, говорит:
- Ты не лучше –
Разбитые, с
головной болью мы вышли во двор. Подошли к нашим знакомым. Они уже тоже встали,
запрягают. Договорились с ними так: Они сейчас едут на базар. В пять часов
вечера они будут уезжать. Мы же попытаемся походить днем, поискать. Если у нас
ничего не получится, мы вернемся к ним и поедем с ними в село. Так и порешили.
65:16
Вышли на
улицу. Он говорит – Пойдем, поищем сады колхозные. Там был большой колхоз
«Вознесение». Спрашиваем прохожих куда идти. Нам говорят:
- Вон, видите
на пригорке? Вот это усадьба. В степи на пригорке мы увидели усадьбу. Нам
показалось, что это очень близко. Мы пустились в этом направлении. Солнце печет
вовсю. Идем, разговариваем. Он
рассказывает о своей жизни. Так незаметно мы прошли 12 километров и увидели дом
центральной усадьбы. Прежде всего, нас поразили сады. Я в жизни этого не видел.
Новенькие, идут в ряд деревья, далеко-далеко, как в струнку натянутые. Цветут,
во цвете. Черешня уже появилась спелая. Кругом рай земной. Чистота,
аккуратность, кругом сады. Он говорит:
- Вот здесь
пожить, подышать этим воздухом. Это же рай! –
Заходим во
двор этого дома. Две скамеечки при входе, чисто кругом. В передней тоже
чистота. Слышим, кто-то стучит на машинке. Открываем дверь, секретарша
печатает. Говорим: - Нам нужен отдел кадров. Мы поступать хотим. –
- А его нет.
Он сейчас в городе –
- скажите, а
принимают рабочих здесь? –
- Да,
принимают –
- А кто есть
помимо отдела кадров? –
- А у нас он в
одном лице. Он же управляющий, он же отдел кадров, он все один успевает. Сейчас
он в городе, но должен скоро приехать. –
- Нам что,
ждать? Мы можем надеяться?-
- Да, да,
рабочие нужны. –
Поговорили так
и вышли. Только мы вышли во двор, как к нам подошли две девушки. Лет семнадцать
– восемнадцать, и такие хорошенькие, свеженькие, молоденькие.
- Хлопцы, вы
до нас на работу? –
- Да, девчата,
мы к вам. –
- Ой, хорошо,
ой, хорошо! У нас хорошо здесь. Нам будет с кем ходить в кино, а то мы боимся
одни ходить. –
Они упрашивают
нас, а меня удивляет. Девушки такие молоденькие. Неужели они не видят, что мы
против них старики. А они хотят с нами в кино ходить. Им в кино хочется.
Спрашиваю:
- Девушки, а
где вы живете? Какие условия в общежитии? –
- Пожалуйста,
пошли снами. – Говорят они по-украински, певуче. Ведут нас, подходим. Открытые
окна.
- Вот, живем
здесь. –
Хорошая
комната, две кровати, на столе букет сирени, стулья. На постели подушечки одна
на другой, третьей. Наволочки вышитые, простыни вышитые. Видимо это они уже
сами сделали.
- Ну, это вы
девушки так живете, а как же парни? –
- Тоже так.
Вот у них второй этаж. По два человека. У них хорошо. –
Общежитие нас
вполне устраивает. А день теплый, хороший, воздух свежий.
- Девушки, а
как столовая? –
- Идемте,
хлопцы, в столовую. Вон наша столовая. -
Новый дом, рубленный. Открываем
дверь, заходим, и нас поражает чистота. Пол был также чист, как и стол. Стол,
как и пол, дощатый, беленький. С двух сторон длинного стола скамейки. Кругом
чистота. Пока мы ведем разговор, открывается раздаточное окно. Оттуда
выглядывает женщина, более старшего возраста. Глаза у нее тоже блестят,
дородная. Девушки обращаются к ней:
-
Тетя Маша! Это хлопцы на работу к нам поступают, спрашивают как тут
столовая, как кормят? –
- Ну, пусть и попробуют, как
кормят. Идите девушки, подайте нашего борща. –
Это как раз кстати – мы не ели
ничего. Нам подносят две тарелки украинского борща, такого, что слюнки текут.
- Извините. Хлопцы, хлеба не
осталось. Должны привезти. Тогда одна из девушек говорит:
- Сейчас, у меня есть хлеб. –
Побежала к себе и притащила хлеб. В общем, нас принимают, как дорогих гостей.
Мы сидим, едим, а девушки сидят рядом, смотрят нам в рот и уговаривают:
- Тут хорошо, хлопцы, оставайтесь
здесь. Мы поели.
- Извините, - говорит тетя Маша,
повариха – второго у нас уже нет.
Я говорю – сколько с нас следует
за это? –
- Да ну, что вы? Ничего за это не
следует. Это осталось от обеда у нас. –
- Ну, хорошо. А. вообще-то,
сколько это стоит? Оказывается, копейки,
и второе блюдо недорогое. Мы вдохновленные выходим из столовой и
говорим:
- Слушай, даже если мы здесь
заработаем, ну, двести рублей и то хорошо. Ты подумай, там фрукты начнутся,
ягоды. –
В таком хорошем настроении, что,
наконец, мы сможем отдохнуть. Девчата за нами. В это время, слышим стук мотора.
Он: - Там двигатель. Пойдем,
зайдем. –
Там двигатель «Прогресс»
работает, качает воду. Один рабочий доливает масло.
Он обращается к нему: - Слушай,
как тут? –
- Да ничего, работаем. –
71:40
-
А вам нужен еще сюда человек? –
-
Конечно, нужен. У нас нет сменного, без выходных
работаем –
-
О! Я этот двигатель знаю, как свои пять пальцев –
-
Ну, давай. –
Друг рад, что
он сразу станет не где-нибудь, а с мотором работать.
Дело идет к
вечеру. Управляющего еще нет, но он должен приехать. Всё говорит за то, что всё
это нас устраивает, и мы остаемся здесь. Тогда я говорю, что если нас примут,
то завтра пошлют на работу. Надо вещички привезти, а чемоданчики наши на
вокзале. Девчата подсказали, что какая-то машина идет в город. Мы вскочили в
кузов и поехали. Машина как раз ехала в сторону вокзала. Подъехали почти к
самому вокзалу. Слезли, вошли в камеру хранения, забрали чемоданчики и
отправились назад. Солнце было уже в самом зените, пекло во всю. С
чемоданчиками уже чувствовалось, жарко, устали.
Издали я
заметил, в степи стоит лошадь с плугом. Голова лошади опущена вниз. Говорю:
- Слушай, я уж
давно наблюдаю, лошадь стоит, а пахаря нет –
-Я сам это
приметил. Сколько времени идем, а пахаря все нет –
Ну ладно, мало
ли, что. Наконец приближаемся к усадьбе. Справа частные домики. Видим , женщина
наливает воду поросятам. Мы к ней:
- Дайте попить
– Пить хотелось ужасно.
Ой, милые мои хлопцы, извините меня. Мы воду–то
пьем из криницы, а эту только поросятам. А с криницы я еще не принесла, ни
капли воды нет. Хлопцы, может хотите
молока холодненького? –
- Ну, дайте молока –
Она тут же в погреб и наливает
нам две кружки молока. Выпиваем молоко. Она:
- Вы куда? –
- А мы вот поступать к вам. –
- Да-да, тут принимают, люди
нужны. –
Говорю: - Сколько платить вам за
молоко? –
- Какое платить? Вот, будете
работать здесь, будете у меня брать молоко и будете платить –
- А сколько вы берете? –
- Ну, мы с вами сговоримся. Не
дорого беру. –
- Всё, хозяюшка, считайте, что мы
у вас будем брать молоко –
Стали приближаться к усадьбе.
Смотрим, на скамеечке сидит дядя.
75:01
В домотканых штанах, в белой
рубахе, соломенная шляпа с полями, босой. Подходим, здороваемся. Он отвечает
нам. Ставим свои чемоданы на скамеечку. Ноги, я смотрю, у него: Одна нога,
наверно, больше наших четырех вместе, руки -
здоровый мужик. Он обращается к нам:
- Вы что, хлопцы, не на работу
сюда? –
- Да, на работу –
- Вы что, одурели или очумели? –
- А что такое? –
- Кажись, на вид вы городские
хлопцы, а куда вы лезете? Что тут за работа для вас? Ну, хорошо. Вы я вижу, из
лагеря. –
- Да, из лагеря –
- Вас манят фрукты свежие? Так вы
же подумайте, вы же не глупые хлопцы. Фруктов в городе навалом, копейки стоят.
Вам скоро надоедят эти фрукты здесь, а жить то на что будете? Одними фруктами же не живут. –
- А вы как здесь живете? –
- Ну, я! Я давно отсюда бежать
хочу, да вот у меня хата моя, семья, дети, огородик. Вот, что кормит. -
- А сколько вы получаете? Это
ваша лошадь? –
- Да моя. Я пашу. –
- Сколько вы получаете? –
Он назвал такую сумму, что я
ужаснулся. Если он такой работник, собственно сельскохозяйственный работник, он
и пахать может, он и сеять может, он и другие работы делать, и такие деньги
зарабатывает, так, сколько ж мы здесь зарабатывать будем?
- так это ж, хлопцы, поймите. Ну,
лето вы проживете, а к осени, кто вас кормить будет? Столовая закрывается,
работы нет, деньги даром не платят. Ну, может, в общежитии вас оставят, а
работать где, жить то на что будете? Вы же не первые. Тут каждый год к нам
приходят такие как вы, которым податься некуда, а потом бегут. Так вот сейчас,
весной, ещё можно где-нибудь работу найти, а осенью где найдете? –
Я смотрю, этот мужик говорит
здраво, без всяких прикрас. И мы как из рая опустились на грешную землю.
Настроение наше сразу упало. Так ведь он правду говорит. Что он нам врет, что
ли? Действительно «что вы будете делать здесь? Я – говорит – если бы не домик,
давно убежал бы отсюда. Ну, вот хозяйство кое-какое. Так я же здесь дома –
Настроение упало.- Как – я говорю
– управляющий приехал уже? –
- Приехал, вон он там ходит уже –
Мы отошли от него, и девушки сразу
к нам:
- Хлопцы! – и видят, что у нас
носы опущены, настроение аховое – что, вам этот плетень наговорил? Не слушайте
его. Он же не работает. Хлопцы, не слушайте его. Только вот что хлопцы, если
вас начальник захочет послать на периферию, вот туда не езжайте, там очень
плохо. Там нет столовой, там нет общежития. Там устраиваться надо в
крестьянской хате у кого-нибудь. Там и не заработаете, вот туда не идите. А
здесь хорошо. Мы с вами в кино холить будем. – Для них главное, кино.
Пока мы разговаривали, показался
мужчина. Приятный, лет шестидесяти, в
сапогах, френче – форме тогдашних советских партийно-хозяйственных работников.
Мы к нему.
- Здравствуйте –
- Здравствуйте. Вы что,
гастролеры? –
Я говорю – Нет, не гастролеры. Мы
к вам на постоянную работу, а не на гастроли –
- Знаю-знаю, ну, ладно, давайте –
- Нужны рабочие? –
- Нужны –
- Я – говорит мой друг – знаю
двигатель прогресс хорошо. Там не хватает одного человека, могу работать на
этом двигателе –
- Там нам не нужны работники. Там
хватает работников –
- А куда же нам? –
- Вот, если вы работать, давайте
документы. Машина идет сейчас, двадцать километров отсюда – Девчата стоят и
машут нам – «нет». Мы говорим:
- Нет. Мы хотим здесь, туда мы не
поедем. –
- Ах, туда не поедете? Как
хотите, здесь мне работники не нужны –
Девчата вмешались: - Иван
Петрович! Да вот, ребята … -
- Ну, что вы девчата, что? Вам
тут скоро делать нечего будет. Отправлю тоже туда. Вы же знаете, здесь все
работы сделаны. Скоро здесь делать нечего будет, а там работы вон сколько.
Только туда. Поедете? Давайте, вот машина, я задержу ее, она идет туда –
- Нет, туда мы не поедем. Нет, не
надо - он от нас уходит. И мы остались с чемоданчиками у разбитого корыта. А
машина завелась, идет в сторону города. Мы раз, и вскочили в кузов. Кончился
рай земной.
Машина идет степью, а справой
стороны город виден. Ехали-ехали и, вдруг машина делает поворот в степь от
города. Мы спрашиваем:- А куда она идет? – Она идет на село, куда- то.
- Ой, стучите шоферу, нам слезть
надо – Там постучали в кабину, машина остановилась, мы соскочили. Степь, справа
четырехэтажный большой дом, окна раскрыты. Дальше трубы, значит, какое-то
предприятие. Мы в этом районе не были. Трубы дымят.
Я ему говорю: - Слушай, может
надо успеть туда, на колхозный двор, чтобы успеть уехать в село – хотя, вы
понимаете, что меня это никак не могло устроить, «в село» но, что делать?
В это время мы заметили на
телеграфном столбе объявление, белое висит. Подошли: «Консервному заводу
требуются рабочие для транспорта. Нуждающиеся обеспечиваются общежитием».
81:56
- О! Давай скорей! – Видим, из
окон дома выглядывают женщины. Подбегаем:
- Где тут консервный завод? –
- А вон он, вот рядом, ребята.
Идите скорей, там еще есть отдел кадров. Это общежитие этого завода. – Мы
посмотрели в окно. Вот это да! светлые большие комнаты, три-четыре кровати.
Просторно, вот это общежитие. Мы бежим скорей к этому консервному заводу, чтобы
застать отдел кадров. Видим красивый забор, хорошо оформленный. Двор, во дворе
цветы, клумбы. Двор асфальтированный, чистота, опрятность. В проходной все
новенькое. Видно, что все только что построено. Проходим проходную:
- Где отдел кадров? –
- А вон отдел кадров, рядом –
Открываем дверь – мужчина с
усиками. Опять форма сталинская. Ч в нем сразу узнал еврея. - --- Мы – говорю я
– к вам по вашему объявлению. Нужны рабочие? –
- Да-да, нужны –
- Скажите, общежитие вы .. –
- Да, общежитие у нас новое. Мы
же работаем всего второй сезон. Общежития нашего лучше в городе нет. – Мы сами
видели, что там все в порядке. Тогда мой товарищ спрашивает:
- Ну, а сколько можно заработать
здесь? –
- Ну, знаете, когда начинается
сезон, зарабатывают четыреста, четыреста пятьдесят. А такой, называет фамилию,
и пятьсот заработал. – Эти деньги подходящие нам.
- Вот, сейчас – говорит – это
только начало. Триста – триста пятьдесят вы будете иметь.-
Всё, что нам еще надо?
- Как, ребята, согласны? Давайте
документы, а то у нас там комендант может уйти из общежития –
- Согласны – Он вынимает свой
паспорт, у него есть трудовая книжка уже. Я понятия не имел о трудовой книжке,
а он уже работал на шахтах. Я подаю свою справку об освобождении из лагеря,
паспорт свой. Он забирает, поднимает телефонную трубку, звонит в общежитие и просит
вахтера, а там и вахтер есть, попросить коменданта задержаться, он посылает
людей. Там ответили согласием. Он нам пишет записку в общежитие, выдает
пропуски на завтра, утром к семи часам на работу. Как видите, никаких отпусков,
отдыха после лагеря не полагается. Получив все это, мы с другом выходим
радостные, удовлетворенные. Неожиданно, мы получили то, о чем не мечтали.
Приходим в общежитие уже с парадного входа. Там тоже впереди цветы, клумбы.
Заходим, сидит вахтер, ключи висят на стене за шкафом. Мы ему показываем. Он
говорит:
- Сейчас комендант подойдет – Тут
же комендант приходит, забирает нас. Берет ключ, ведет нас на второй этаж,
комната восемнадцатая, открывает комнату. Стоят четыре кровати. Хорошие, новые
кровати, с натянутыми пружинами. Тюфяки чистенькие, новенькие. - Постельное
белье – говорит – сейчас вам выдам –
- Кто здесь живет? –
- Пока никто. Вы вдвоем будете
пока. Потом будет вас четверо –
Мы идем с ним в кладовку. Он
выдает нам две простыни, две наволочки и пикейное одеяло.
- Будете уходить, ключ отдавайте
вахтеру. –
Мы с другом очутились в таком
чистом светлом помещении, начинаем стелить кровати. Я выбираю ту, что около
стены. Окна открыты. Постелили, сняли обувь, легли на кровати, руки под голову,
и в блаженстве с ним разговариваем:
- Вот ведь, видишь, как
получилось хорошо. А то в примаки идти куда-то. Дико. –
Вот мы с ним удовлетворенные
разговариваем и в это время открывается дверь и заходят четыре хлопца, молодых,
здоровых.
- Здравствуйте ребята! –
- Здравствуйте! –
- Что, на работу сюда устроились?
-
- На работу –
- В транспортный отдел? –
- В транспортный отдел –
- Из лагеря? –
- Из лагеря –
- Что, пятьсот рублей заработать?
Маньковский вам, жид этот проклятый, сказал, да? –
- Да, говорил, что может быть
пятьсот рублей, а так четыреста – четыреста пятьдесят. –
- Что? Скулья ему, этому жидюге
проклятому. Убить его надо, подлец… -
- А что? –
-
«Четыреста – четыреста пятьдесят», а сто семьдесят не хочешь? –
И начинают книжки показывать
зарплатные.
- Во! – Кричат: - Степан, иди
сюда. Вот, вот он пятьсот заработал. –
- Да пятьсот? Скулья им! Пятьсот
у меня записано в книжке, да я же там по две смены вкалывал. Две смены. У них
людей не было. Меня просили, один месяц. А сейчас сто семьдесят А заем,
подписать на сто пятьдесят рублей? А подоходный, а бездетность? А за общежитие?
–
Они нам расчет показали, что нам
не хватит на хлеб – заработок.
- Теперь – говорят – хлопцы, мы
тоже думали, что транспортный отел это – погрузил, сел поехал и отдыхаешь. – А
я, лично, тоже так считал - Дудки, это транспорт внутризаводской, мы со двора
не едем. Нагрузишь пятитонку сахаром, сто килограммовые мешки, пятьдест метров
отъедет, разгружай. А бочки двухсот ведерные разгружать придется. -
Другой добавляет – А что, вагоны
грузить легче? –
Ай-яй-яй-яй! Как услышал это мой
друг
- Да что, это правда? Сто
семьдесят рублей? А как это так? Я завтра забираю паспорт. Я пойду к этому
сукину сыну. –
А мне, что делать? Я говорю:
- Как хочешь. Мне деваться
некуда, я иду на работу. –
Я не знаю, по какой статье он
был, но он решительно заявил, что завтра идет забирать свой паспорт. А ребята,
как мы видим, говорят нам чистую правду. И книжки показали.
- Убить его надо, жидюгу этого. –
Уснули мы каждый со своими
мыслями.
Утром
рано встали, пошли на завод.
1:38
Я подхожу к проходной, с ним
прощаюсь, а он ждет отдела кадров. Захожу в транспортный отдел. Сидят диспетчер
и грузчики. Подаю направление.
- Ага, грузчики –
Один из грузчиков говорит:
- Ну вот, и наше звено будет
полное. – Человек лет сорока, небольшого роста, коренастый. Второй на меня так
косо посмотрел, дескать, грузчик-то с него охн вей, неважный, судя по его
комплекции. Диспетчер говорит:
- Вот вам третий сегодня – дает
рукавицы, спецовку и фартук. Хорошо, что перед отъездом мой друг обратился ко
мне и говорит:
- Слушай, Леня. Мне не на что
добираться в Донбасс. Вот эти сапоги кирзовые купи. Тебе ж надо на работе. У
тебя же полуботиночки, грузчик в полуботиночках? Купи, мне на что добираться,
обратно поеду. –
Купил я у него эти сапоги,
потому, что работать завтра надо будет грузчиком. Отдал я ему, не помню
сколько, и так мы с ним расстались. Значит, сапоги рабочие у меня есть, аккуратные
крепкие, фартук мне дали и рукавицы.
Первая
работа, которая была – наша смена пошла грузить бочки. Из тарного цеха в винный
подвал отвезти надо. Бочки сорокаведерные, большущие- большущие. Тот, что
помоложе, залез на машину, а мы с другим
грузчиком брали бочки на подъем и подавали ему. Чувствую, руки мои немеют, но к
работе я привык, руки у меня всегда были сильные и я выстоял. Нагрузили машину и тогда старший обращается
ко мне:
- А ты ничего, я думал, не
выдержишь, ничего -
- Как ничего? Руки ноют –
- У меня тоже ноют, не первый
раз, тоже ноют –
Вижу, что он ко мне хорошо
относится. Второй бормочет что-то, недоволен. Пошли за машиной, она проехала
метров триста-четыреста и разгружать эти бочки надо в подвал. Скатили бочки в
подвал. Там их много, и там вино уже. Пахнет вином вовсю. Меня, как знаете, оно
не особенно интересует. Разгрузив, отправились обратно. Так мы проработали на
бочках до полудня.
Обед. Обед по
талонам. Забыл вам сказать, что утром, наш бригадир спросил меня:
- Ты утром
сегодня ел что-нибудь? –
Я говорю – Не
только сегодня, но и вчера ничего не ел –
- О, я так и
думал. Что ж ты? Погоди – подмигнул второму. Тот пошел и через некоторое время
из широких штанов вынимает банку консервированного компота. Тут же на месте, об
угол, крышка летит.
- Пей, чтобы
никто не видел. Крышку убери –
Они меня
заставили, и я стал пить сладкий черешневый компот. Объедение. Я эту банку
проглотил, она ушла у меня, чувствую, по всем жилочкам.
Говорит –
Банку сразу надо осторожно убрать - потому, что везде чистота. Если крышку
оставить на виду, окружающие сразу поймут.
Хотел я вам
еще вот, что сказать. Когда хлопцы пришли к нам в общежитие, и рассказали, как мало зарабатывают, я задал
вопрос:
- А как
другие? Не все же заключенные, как они живут? –
- Ээ! – говорит
– они живут? Они-то тащат все. Они же с завода так не выходят. Они тащат, то
сахар, то консервы. А бабы на рынке продают. Не сейчас, сейчас на рынке хватает
этого, а вот осенью и зимой они будут кормиться за счет этого. А нам куда
тащить? Мы же в общежитии живем. Сегодня
притащишь, а завтра за решеткой. – Это
говорят жулики, они-то сидели по уголовным делам. Это дело им знакомо, и они
говорят
– Куда нам? С
завода в общежитие? А кому ты это? Предлагать пойдешь так? Сразу засыпешься.
Потом – говорит – у них в проходной-то сторожа подкуплены. Они знают у кого,
где надо проходить. – объяснили всю механику этого дела.
Сунули мне эту
банку компота – Пей – выпил, а в обед зашел в столовую. После того, как я выпил
банку сладкого компота, мне хотелось только чего-нибудь кисленького. Я взял щи.
На второе я уже не решился расходовать деньги. Поел щи с хлебом и компот, этого
достаточно.
Вторая работа
у нас была более сложная. Все бригады собрали. Надо было грузить вагоны. В
вагоны грузят упакованные в ящики консервы. Ящик весит двадцать пять
килограммов. С ним надо бежать. Стоят кладовщики, считают. В вагоне тоже
считают, и мы один за другим бежим бегом. Когда клали первые ряды, было еще
сносно, но потом ряды становились выше и выше. Туда у меня не хватало сил
поднять ящик, настолько я устал. Тут уже помогали мне напарники. Они доставали,
а я уже не мог.
- Ничего –
успокаивал меня бригадир – не ты один устаешь поначалу. Привыкнешь. –
Все, как-то ко мне хорошо относился.
Так мы бегали полдня, пока загрузили этот вагон.
После окончания работы мне
говорят – пойдем в душ. - Тут я был приятно обрадован.
Душ, вода горячая, сколько хочешь
лей. Чистая баня, чистые кабины, мойся, сколько хочешь. Когда помылся,
почувствовал, что отдохнул, легче стало. Направились домой. Вечером я пошел в
город, зашел в кафе, и там взял кусок колбасы и помидоры. Там поужинал.
Комментариев нет:
Отправить комментарий